Спит гордый Рим, одетый мглою,
В тени разросшихся садов;
Полны глубокой тишиною
Ряды немых его дворцов;
Весенней полночи молчанье
Царит на сонных площадях;
Луны капризное сиянье
В речных колеблется струях,
И Тибр, блестящей полосою
Катясь меж темных берегов,
Шумит задумчивой струею
В даль убегающих валов.
В руках распятие сжимая,
В седых стенах тюрьмы сырой
Спит христианка молодая,
На грудь склонившись головой.
Бесплодны были все старанья
Ее суровых палачей:
Ни обещанья, ни страданья
Не сокрушили веры в ней.
Бесчеловечною душою
Судьи - на смерть осуждена,
Назавтра пред иным Судьею
Предстанет в небесах она.
И вот, полна святым желаньем
Все в жертву небу принести,
Она идет к концу страданья,
К концу тернистого пути.
И снятся ей поля родные,
Шатры лимонов и дубов,
Реки изгибы голубые
И юных лет приютный кров
И прежних мирных наслаждений
Она переживает дни, -
Но ни тревог, ни сожалений
Не пробуждают в ней они.
На все земное без участья
Она привыкла уж смотреть;
Не нужно ей земного счастья, -
Ей в жизни нечего жалеть;
Полна небесных упований,
Она без жалости и слез
Разбила рой земных желаний
И юный мир раскошных грез, -
И на алтарь Христа и Бога
Она готова принести
Все, чем красна ее дорога,
Что ей светило на пути.
Поднявшись гордо над рекою,
Дворец Нерона гордо спит;
Вокруг зеленою семьею
Ряд стройных тополей стоит;
В душистом мраке утопая,
Спокойной негой дышит сад;
В его тени, струей сверкая,
Ключи студеные журчат.
Вдали зубчатой полосою
Уходят горы в небеса,
И, как плащом, одеты мглою,
Стоят священные леса.
Все спит. Один Альбин угрюмый
Сидит в раздумьи у окна...
Тяжелой, безотрадной думой
Его душа возмущена.
Враг христиан, патриций славный,
В боях испытанный герой,
Под игом страсти своенравной,
Как раб, поник он головой.
Вдали толпы пиров и шума,
Под кровом полночи немой,
Все так же пламенная дума
Сжимает грудь его тоской.
Мечта нескромная смущает
Его блаженством неземным,
Воображенье вызывает
Картины страстные пред ним.
И в полумгле весенней ночи
Он видит образ дорогой,
Черты любимые и очи,
Надежды полные святой.
С тех пор, как дева молодая
К нему на суд приведена,
Проснулась грудь его немая
От долгой тьмы глухого сна;
Разврат дворца в душе на время
Стремленья чистые убил,
Но свет любви порока бремя
Мечом карающим разбил,
И казнь Марии изрекая,
Дворца и Рима гордый сын,
Он сам, того не сознавая,
Уж был в душе христианин.
И речи узницы прекрасной
С вниманьем жадным он ловил,
И свет великий веры ясной
Глубоко корни в нем пустил.
Любовь и вера победили
В нем заблужденья прежних дней
И душу гордую смутили
Высокой прелестью своей.
Заря блестящими лучами
Зажглась на небе голубом,
И свет огнистыми волнами
Блеснул причудливо кругом.
За ним, венцом лучей сияя,
Проснулось солнце за рекой
И, светлым диском выплывая,
Сверкает гордо над землей...
Проснулся Рим. Народ толпами
В амфитеатр, шумя, спешит,
И черни пестрыми волнами
Цирк, полный до верху, кипит.
И в ложе, убранной богато,
В пурпурной мантии своей,
Залитый в серебро и злато,
Сидит Нерон в кругу друзей.
Подавлен безотрадной думой,
Альбин, патриций молодой,
Как ночь, прекрасный и угрюмый,
Меж них сияет красотой.
Толпа шумит нетерпеливо
На отведенных ей местах,
Но - подан знак, и дверь визгливо
На ржавых подалась петлях, -
И, на арену выступая,
Тигрица вышла молодая...
Вослед за ней походкой смелой
Вошла, с распятием в руках,
Страдалица в одежде белой,
С спокойной твердостью в очах.
И вмиг всеобщее движенье
Сменилось мертвой тишиной,
Как дань немого восхищенья
Пред неземною красотой.
Альбин, поникнув головой,
Весь бледный, словно тень, стоял...
И вдруг пред стихнувшей толпою
Волшебный голос зазвучал:
- В последний раз я открываю
Мои дрожащие уста:
Прости, о, Рим, я умираю
За веру в моего Христа!
И в эти смертные мгновенья
Моим прощаю палачам,
За них последние моленья
Несу я к горним небесам:
Да не осудит их Спаситель
За кровь пролитую мою,
Пусть примет их Святой Учитель
В Свою великую семью!
Пусть светоч чистого ученья
В сердцах холодных Он зажжет,
И рай любви и примиренья
В их жизнь мятежную прольет!..
Она замолкла, - и молчанье
У всех царило на устах;
Казалось будто состраданье
В их черствых вспыхнуло сердцах...
Вдруг на арене пред толпою,
С огнем в очах, предстал Альбин
И молвил: "Я умру с тобою...
О, Рим, - и я христианин!.."
Цирк вздрогнул, зашумел, очнулся,
Как лес осеннею грозой, -
И зверь испуганно метнулся,
Прижавшись к двери роковой...
Вот он крадется, выступая,
Ползет неслышно, как змея...
Скачок...и, землю обагряя,
Блеснула алая струя...
Святыню смерти и страданий
Рим зверским смехом оскорбил,
И дикий гром рукоплесканий
Мольбу последнюю покрыл.
Глубокой древности сказанье.
Прошли седые времена,
И беспристрастное преданье
Хранит святые имена.
Простой народ тепло и свято
Сумел в преданьи сохранить,
Как люди в старину когда-то,
Умели верить и любить!..
