- Наидка, терпи.
Приехала скорая помощь, а брать её не хотят. Говорят:
- Здесь уже смерть, все! Зачем мы будем ее грузить? Да мы и тринадцатой зарплаты лишимся.
А тогда давали тринадцатую зарплату, если все в больнице хорошо, если нет смертных случаев. Меня это возмутило. И я уже более повелительно сказал:
- Быстренько доставайте носилки, - просто, как будто бы я хозяин всего положения, говорю, - Это же цыганский барон! Да он перестреляет вас всех, если вы не сделаете всего, что надо для спасения.
Сам вытягиваю носилки, потому что они стоят и бояться её брать.
Приезжаем в больницу, а там никого нет. Суббота. Нужно срочное переливание крови. А мне нужно было ехать в Германию, и я возьми да и поставь штамп своей крови, на всякий случай, если где какая-то авария, чтобы знать группу крови. Я хорошо запомнил, что вторая положительная. Вот как Бог делает. И теперь, когда понадобилась кровь, я вспомнил свои молитвы. Тогда я еще подумал, что веду себя как ребенок, причем тут кровь моя. Даже стало стыдно за такую молитву. А теперь, когда надо было давать кровь, я вспомнил, и думаю, вот какой замысел у Бога. Пока я говорил о крови Христа, пролитой за кого-то, до цыган это так не доходило. Но Бог решил употребить дочь цыганского барона для того, чтобы до них дошла эта жертва Христа. Я ложусь возле Наиды и спрашиваю:
- Какая у нее группа крови?
Медсестра говорит:
- Вторая положительная.
- У меня вторая положительная.
- У нас нету времени проверять,- кричит та.- Если ты ошибся, то она мгновенно умрёт!
- Точно, вторая положительная.
Она давай ощупывать мои вены и спрашивает:
- Кем работаете?
- Художником,-говорю я.
- Оно-то и видно, что вы ничего тяжелее кисточки не подымали. Как я твою вену поймаю?
- Да я кровистый. Мне когда-то делали операцию, так хирург говорил, что у меня крови, как у кабана.
Она уколола и говорит, что кровь идёт хорошо. Спрашивает:
- Донором был когда-нибудь?
- Никогда не был,- отвечаю.- Но сегодня я в полной форме донор.
- Двести грамм сможете дать?
- Берите столько, сколько надо, пока я буду чувствовать себя хорошо.
- Мы больше не можем брать. Потому что это судебный случай.
-Здесь нет свидетелей, и неужели я буду свидетельствовать против вас! Я ведь верующий, берите, девочка должна жить!
- Какое там жить. Хоть бы она успела попрощаться с родителями!
Медсестра стала брать кровь. Больше, больше.
- Как вы себя чувствуете? - спрашивает. Руку положила на сердце.
- Хорошо чувствую. Еще берите, все хорошо.
Она уже взяла 500 грамм крови. Берет эти два флакона и говорит:
- Больше нельзя. Тебе, наверное, совсем плохо?
А меня даже на стихи потянуло. Такое состояние, как будто ты в воздухе, но в то же время чувствую присутствие разума. И я говорю:
- Хотя бы все это было в пользу.
- Ну, разве что, пока она попрощается с родителями. Сообщите им быстрее.
Думаю, как же отцу сообщить. Он же сразу всех перестреляет. А Кольке я сразу сказал: убегай, и не просто с Макеевки, а до самой Москвы. Иначе будет беда. Среди цыган есть кровная месть. Он правда послушался, и на тот момент это его и спасло.
Через два часа барон уже был дома. Прилетел он на самолете. Специально заказал его в Донецк. И за это время он взял с собой хорошего профессора и сказал ему:
- Сделаешь ей все, что надо, чтобы ей было легко,- потому что он не думал о смертном случае. – Сделаешь все, то я тебя не только одарю золотом, бриллиантами, но всё, чего ни попросишь, я тебе дам.
Он был вторым в городе по богатству. Професор посмотрел все анализы, ее состояние и говорит:
- Ничего мне от тебя не надо. Сам Бог, если бы Он был, ничего не сможет сделать! Вечером, или, в крайнем случае, ночью, она умрет. Поэтому я от тебя ничего не могу взять.
Барон стоял бледный, как стена. На нем все опустилось в один момент. Я посмотрел на него и думаю, наверное, сейчас сойдет с ума. Настолько слово смерть, поразило его. А я, наоборот, обрадовался. Обрадовался чему? когда професор сказал слова, что сам Бог ничего не смог бы сделать – он же вызов Богу сделал. Бог теперь явно будет делать обратное. Потому что на «Титанике», когда вся эта машина вышла в море, репортёр подошел к капитану и говорит: «Скажите, действительно ли это судно непотопляемое?» Тот говорит: «Да. Сам Бог не сможет его потопить!» Это действительно справка историческая. Богу нужно было потопить это судно, чтобы человек не надмевался над Богом. А здесь, когда професор такое сказал, я обрадовался и говорю ему:
- Вы, может быть, и хороший врач, но я имею Врача, Который может не только раненых исцелять, а может и мёртвых воскрешать.
А он посмеялся и посмотрел скептически, дескать, ты что, вообще поплыл. Он смотрит на меня и говорит:
- Ты, я вижу идейный. Тогда тебе остаётся только Богу молиться.
- Что мы и будем делать,- говорю я. Я подошел, обнял Марфа и говорю:
- Марф, только молитва может спасти твою дочь. Только молитва может сделать чудо. - А он сделался как ребенок послушный, стал хвататься уже за любую соломинку. Когда мы приехали домой, то едва ли смогли прорваться через толпу цыган, потому что за это время, пока мы были в больнице, цыгане сьехались отовсюду. Они очень дружны в момент несчастья. Даже сделали меня каким-то героем, говоря:
- Баптист дал кровь, баптист дал кровь!
- Как его зовут?
- Откуда он?
Сделали такой ореол вокруг меня. Мы прошли через них. Пришли домой и я говорю:
- Марф, только чудо может спасти ее. Только один Бог может помочь.
Я встал на колени, молюсь, а он взялся за голову, ходит и только причитает:
- Если она умрет, я сожгу этот дом. Ипана, который Кольку привел, застрелю, Кольку и всю его семью вырежу. Мне жизнь не мила!
Он даже поклялся. А я продолжаю молиться. И он, тот, который говорил, что нет никого, перед кем бы он встал на колени, в третий день заходит ко мне во время молитвы, падает на колени и говорит:
- Господи, если Ты есть, услышь Петьку святого! Не меня услышь, мои руки полны крови, я бандит, я вор, я олицетворение зла, я дьявол. Услышь Петьку святого!
Это был первый случай, когда он назвал меня по имени, а не евреем. Стоит на коленях и дрожит, потому что третий день, а дочь не умирает. Он видит, что всё держится на молитве. Он ездит в больницу через каждых два часа и видит, что жизнь еще теплится, приезжает домой и становится на колени. Представьте себе, на пятый или шестой день на ее лице появился слабый румянец. Я пришел, стою над нею и молюсь. Вдруг она открывает глаза. Посмотрела, а слеза так и поплыла. Она говорит:
- Дядя Петя, неужели я ещё жива?
- Да, ты жива, Наида, жива. Молись внутри себя и Бог даст победу.
Мы приезжаем домой, а у меня такая лёгкость на сердце. Мы все эти дни не работали, и чтобы доказать им всем мою веру, я полез на подмостки и начал работать. Я даже увлёкся своим занятием, чтобы показать, что все теперь хорошо, как вдруг слышу, заходит этот цыган и держит в руках самые вкусные кушанья на подносе. А у них это униженье, если мужчина служит. А тут он держит все это и, поднося к моим ногам, говорит:
- Петя, кушай!
Я даже прослезился. Вот как Бог меняет сердце!
И потом, после всего этого события, мне же надо всю ту славу, которую цыгане сделали, на Господа перевести. Иначе будет катастрофа. Молюсь Господу и думаю, как же все это сделать. Идут дни. А тут приходит участковый и говорит:
- Слушай, Марф, если бы не Петро, то твоей дочери уже не было б в живых. Поэтому я советую, прямо тут, посреди двора, поставь ему золотой памятник.
С одной стороны, он говорил с юмором, а с другой, делал намёк, что ты, мол, никак не отблагодаришь его. Потом, слышу, и среди цыган разговор пошел:
- Это же надо, какой жадина. Петро спас его чаргэн (звезду), а он его даже ничем не отблагодарил.
До него дошли эти слухи и он решил сделать сюрприз. Думая, я покажу вам, какой я жадина. И вот он собрал цыган в день её выписки. Пригласил из исполкома всех тех, кого он одаривал, когда они покрывали их преступления. Созвал великое множество людей. И, когда Наидка приехала, идет ещё перебинтованная, но с улыбкой, а он так прямо с порога говорит:
- Наидка, запомни его – это твой спаситель!
Все затихли, а мне его слова еще раз напомнили, куда надо переводить всю славу и кто Спаситель. Раз он показал на меня, то я должен показать на Бога. Я думаю, хорошо, все собрались, вот это и будет момент для прославления, для настоящей евангелизации. А барон продолжает:
- Тут есть черные языки среди народа, которые сказали, что я Петра ничем не отблагодарил за то, что он мою золотую Наиду спас. - Он становится на колени и говорит: - Петя, прости меня.
- За что? - спрашиваю.
- Я всегда и всем говорил, что баптисты – это те люди, которые в жертву детей своих отдают. Теперь я всем людям на земле буду говорить, что баптисты – это люди, которые себя отдают в жертву за наших детей.
Я думаю – вот какую фразу выдал! И потом он продолжает:
- А тем языкам, которые говорили, что я ничем не отблагодарил, докажу их неправоту. Что бы ты, Петя, хотел сегодня, чтобы я тебе дал? – И он назвал три вещи, которые считал самыми дорогими.
- Есть ли лучше этого дома во всём Донецке, что я сделал?
- Нет,- говорят цыгане.
- Хочет, пусть забирает этот дом. Он мне будет, как сын.
Я молчу. А Бог мне уже открыл в молитве, чтобы я ничего не брал, а что дальше открыл, вы после узнаете. И вот второе он называет:
- Или любую мою машину (а их у него было пять или шесть), любую можешь выбрать!
А я снова молчу. Он думает, что же, я ничем тебя не удивлю? Как вы думаете, что было третьим? Некоторые говорят: дочь. Я отвечаю: нет! Ей тогда было всего четырнадцать лет. Он назвал самое дорогое, что у него есть:
- Если эти два не выбрал, то пусть берет самое дорогое – моего коня!
Вот с конём ему трудно было расстаться. Он ждет, что же я выберу. Все замерли в ожидании. А я стою и специально делаю паузу, чтобы наступила полная тишина, а потом спрашиваю барона:
- Ты действительно дашь мне что-то?
-Конечно! - удивлённо заявил он.
А я снова спрашиваю, чтобы трижды с него слово взять.
- Ты точно выполнишь мою просьбу?
- Да! Я цыганский барон. Я сегодня в восторге, моя Наидка воскресла из мертвых. Я все могу отдать!
Я в третий раз спрашиваю, он даже огорчился и говорит:
- Ну что ты, я все, что хочешь, отдам, - и добавил: -«Тэ мэрав тсэ», что значит: «умереть мне, если я этого не сделаю».
- Нет, не надо клясться, - говорю я,- Христос запретил делать это. Я скажу тебе словами из Библии: даром получили, даром давайте. Христианину нехорошо брать, но, коль твое сердце расположено отблагодарить, то я твоей благодарностью воспользуюсь. Ты сказал, что сделаешь это непременно?
- Да!- говорит он.
- Я теперь прошу у тебя четвертое!
- Что же это?-спросил он.
- Я прошу у тебя самое дорогое, дороже твоих коней, машин и даже дома.
- А дороже у меня ничего нет,- сказал он удивлённо.
- Может, для тебя и не дорого, но для меня очень дорого, а для Бога еще дороже.
- Что же это? Я и для Бога сделаю, что надо.
- Мне нужна жизнь Кольки, - говорю я. - Ты поклялся, что застрелишь его, и семью порежешь! Ты должен простить его сегодня, и больше мне ничего не надо!
- Не-е-ет, только не это! Все три условия бери, но только не это. Я поклялся, я бароном после этого не буду.
И смотрит на других цыган. А они, как пчелы в улье, загудели, зажужжали. Он сам попался в капкан. Если не выполнит моей просьбы, значит, нарушит данное обещание. Если он выполнит мою просьбу, то он тогда не может быть цыганским бароном, потому что он сделает противное тому, чему поклялся. Вот он стоит в таком положении, а Бог его специально в такое положение и поставил. Тогда он говорит:
- Ну, что будем делать? - а они говорят:
- Пусть это будет исключением из наших правил. Разрешаем. Оставайся бароном, коль он тебя так ловко обработал, а это условие выполни.
- Вот видишь, - говорит он, - что твой Бог,- а потом поправляет,- наш Бог сделал даже ради этого!
Видя, что всё хорошо закончилось, я решил перед всем собранием подвести итог и перевести всю славу на Бога.
-Вы меня назвали спасителем, потому что я дал свою кровь. Вы сделали меня чуть ли не памятником. Я вам скажу, хвала лишь только единому Богу. Моя кровь – кровь грешного человека, хотя и спасенного. Кровь Иисуса Христа – это кровь единственного, кто во всей вселенной удостоился быть чистым в своей крови, потому что это Агнец без пятна и порока. Второе – моя кровь только в одной цыганке. Кровь же Иисуса Христа распространяется силою своею на всех цыган и на всех людей. Моя кровь только для её временного пребывания, а кровь Иисуса Христа во все века сильна! – И в таком плане повел евангелизацию, Слава Богу!
И когда я уезжал оттуда, а уезжал я с Ипаном, то он говорит:
- Какой дорогой поедем, дядя Петя, цыганской или вашей русской?
- Да мне все равно. Лишь бы эта дорога вела к одной цели.
- Вот как вы умеете все на Библию перевернуть! Ну, так какой дорогой едем?
- Поедем цыганской, как ты называешь.
Поехали мы цыганской дорогой, которая сокращает тропу, но очень опасная; она идет между оврагов и балок. Через определенное время, нам пересекает дорогу машина. Сразу помигала фарами, видит, что мы не останавливаемся, она пересекла дорогу поперек и стоит. Мы тоже остановились. Оттуда выбегает женщина. Ипан всмотрелся и говорит:
-Это Колькина мать.
Она подбежала и просто рухнула к моим ногам, обхватила их. Я ее поднимаю и говорю:
- Встаньте, что вы делаете? Я же вам не Бог!
Она сжала мои ноги и не выпускает. Целует туфли и говорит:
- Ты мне спас единственного сына.
Ее можно было поднять на ноги только тогда, когда она уже наплакалась. Только там, собственно, я узнал, что Колька был ее единственным сыном. Она давно уже развелась с мужем или его где-то убили, я точно не помню. Я достал Библию и говорю:
- Коля меня просил Библию. Передайте ему её. – И тут же пишу:
«Или эта книга удалит тебя от греха, или грех удалит от этой книги. Колюньке от дяди Пети».
Вот такое маленькое свидетельство. Я скажу, что мою книгу надо было писать не только, чтобы прославить Господа, а и для того, чтобы среди читающих пробудить желание проповедовать даже среди тех людей, которые в нашем мировозрении, могут казаться негодными, недостойными Благодати Божьей, недостойными спасения. Мы должны делать это везде, неся добрую весть.
Многим кажется, что этот дикий народ неспособен на добрые чувства, но, оказывается, способен. В Закарпатье, когда каются цыгане, то они раздают все то, что было украдено ими. Я знаю цыгана, который сел на подводу и стал развозить гусей, курей и уток. Он стучал в двери и говорил:
-Хозяйка, выйди на минутку.
Хозяйка выходит, а он спрашивает:
- У тебя пропадала гуска?
- Да. Ага, так это ты своровал?
- Да, я. Но теперь я христианин. Ты возьми у меня четыре гуся.
- Зачем? Мне удивительно, что ты и одного возвращаешь!
- Нет, возьми четырех. А то я тогда в Царство Небесное не попаду. Закхей вчетверо отдавал. Если я не отдам, то не попаду туда. Приходи на наше собрание!
Другой корову гнал, она мычит, а он говорит:
- Мычи, мычи, пускай все знают, что я покаялся!
Когда я смотрю, что Бог пробуждает таких диких людей, как цыгане, и вселяет в их сердца свою истину, то что же мы сегодня так прозябаем?..
Будем же трудиться для нашего Господа, не покладая рук.
Аминь.
